ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС И ДИПЛОМАТЫ ПРЖЕВАЛЬСКИЕ. Титов В.

ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС И ДИПЛОМАТЫ ПРЖЕВАЛЬСКИЕ. Титов В.
История отношений Англии и России, как прежде Британской и Российской империй, изобилует увлекательнейшими и трагичными историями войн и кризисов, трагедий и любви. Государства с завидным постоянством формулируют схожие национальные интересы, являясь противовесами мировой политики. Что же плавится в этом стоянии рядом, в силовых и информационных взаимодействиях? Может быть, Россия и Англия обязательно должны прикоснуться к чему-то общему, обозначив геополитический центр земли… чтобы дать энергию всему остальному миру? А может… родить субъекта Истории?
Начиная с английской экспедиции 1553 года и до середины 1820-х годов, британцы воспринимались в России как дружественная нация. Но затем обострился Восточный вопрос, сердцевиной которого в тот момент стала борьба за обладание черноморскими проливами, соединяющими Черное и Средиземное моря. К 1854 году противоборство переросло в открытый конфликт — Крымскую войну. При этом большинство россиян восприняло поддержку, оказанную европейскими державами мусульманской Турции, как вероломное предательство не только по отношению к России, но и ко всему христианскому миру. 
Одновременно началось российско-британское противостояние в Средней Азии. Затем объектом большой игры — ожесточенного соперничества двух самых могущественных в мире держав — Британской и Российской империй — стал Тибет. Экспансия Англии велась под лозунгом «обороны от России». В 1860 — 80-е годы англо-индийские власти стали засылать в страну с территории Индии специально обученных разведчиков-индусов и представителей гималайских племён. В то же время в Центральную Азию направился Н. М. Пржевальский.
Политической целью экспедиций Н. М. Пржевальского было усиление влияния России в Центральной Азии. Одной из главных задач являлось достижение столицы Тибета Лхасы и установление отношений с Далай-Ламой - религиозным главой исповедующих буддизм народов. Научные и военные цели экспедиции Н. М. Пржевальского заключались во всестороннем изучении Центральной Азии: картографировании местности, изучении климата. Не меньший военный интерес, чем сбор информации о проникновении в этот регион эмиссаров других европейских держав, о состоянии китайской армии, представлял характер местного населения, его отношение к Китаю и России. 
Включение Босфора, Дарданелл, Константинополя, Балкан и даже далекого Тибета в орбиту русского влияния велось не только путём военно-политической экспансии европейского толка, а, прежде всего, за счёт духовного воздействия и нравственной поддержки, которые православная Россия традиционно оказывала не только своим единоверцам, но и просто слабому. Именно об этом говорил Ф. М. Достоевский в «Речи о Пушкине», рассуждая о всемирном назначении русского человека, о всечеловечности русского национального характера: «Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только… стать братом всех людей, всечеловеком…». И у П.Я. Чаадаева та же мысль о способности русских к подлинному братству с любым народом, о назначении России: «…Её дело в мире есть политика рода человеческого».
Такая народная дипломатия была эффективным механизмом освоения Сибири. Английский ученый Дж. Бейкер писал по поводу освоения русскими ее просторов: «Продвижение русских через Сибирь в течение XVII века шло с ошеломляющей быстротой. Успех русских отчасти объясняется наличием таких удобных путей сообщения, какими являются речные системы Северной Азии, хотя преувеличивать значение этого фактора не следует, и если даже принять в расчет все природные преимущества для продвижения, то все же на долю этого безвестного воинства  достается такой подвиг, который навсегда останется памятником его мужеству и предприимчивости и равного которому не совершил никакой другой европейский народ». 
Несмотря на то, что Н. М. Пржевальского в популярной прессе последнее время все чаще позиционируют как разведчика, нельзя не видеть, какую цивилизаторскую работу он совершил. Как много он сделал для сохранения знаний о человеке и природе. В отчетах Николая Михайловича отмечается, что местные жители не понимают, как можно переносить трудности пути, тратить деньги, терять верблюдов ради того, чтобы собирать растения, шкуры зверей, птиц, то есть предметы с их точки зрения ничего не стоящие. И как бы проходя проверку на искренность, практически в каждом путешествии члены экспедиции стоят перед выбором: спасать собранные коллекции или спасать свою жизнь. А ценность коллекций была огромна.
Сведения о населяющих Центральную Азию народах были крайне скупы. Так же мало этим народам было известно о русских вообще, а о Российском государстве тем более. Вольно или невольно Николаю Михайловичу пришлось выполнять миссию посланника «белого царя» (так с XVI века именовали русского государя).
Больные приходили к Николаю Михайловичу за исцелением, родители приводили детей для благословения. По Центральной Азии разносились фантастические слухи и мифы о Пржевальском и его спутниках: русский начальник колдун, он всё знает наперёд, надо молиться «великому белому хубилгану» (святому). Причина такой популярности, по мнению самого Николая Михайловича была проста: «Невыносимый гнёт китайской власти, с одной стороны, а с другой, постоянные слухи о гуманном обращении с инородцами наших азиатских окраин - вот что создало нам доброе имя в глубине азиатских пустынь». 
Во время второго путешествия в Центральную Азию (1876 - 1878), несмотря на то, что отряд потерял сразу десять верблюдов (почти всех) и в отряде кончилось продовольствие, Николай Михайлович, тем не менее, помогает попавшим в бедственное положение людям. Когда к их стоянке в Юлдусе прибилась партия беженцев-калмыков, Николай Михайлович принял меры для их спасения. «Несчастные… без одежды и покрышки должны были мерзнуть всю сегодняшнюю ночь на дожде и холоде. Мы дали им лишние войлоки и старое платье; напоили чаем, сверх того дали немного мяса. Больше ничем не смогли подсобить… Без нашей помощи сегодняшней ночью непременно бы умерло несколько калмыков. Чуть живы они и теперь».
Если бы не было доверия, кто бы из местного населения позировал спутнику Николая Михайловича Всеволоду Ивановичу Роборовскому для его удивительных этнографических зарисовок? На них мы видим спокойные приветливые лица, мельчайшие подробности костюма. Да ведь и о диком верблюде и о дикой лошади Николай Михайлович узнал впервые от местных жителей.
Конечно, путешествуя по местам, где никогда не видели европейцев, экспедиция сталкивалась не только с чрезмерным любопытством, но и подозрительностью. Случались и разбойные нападения и открытые боестолкновения. Н. М. Пржевальский исследовал и территории, охваченные восстанием мусульманского населения, и территории «битком набитые разбойниками».
Ощущалась также враждебная политика по отношению к России, которую Англия и Турция проводили, разжигая религиозные чувства местного населения. Во время второй попытки попасть в Лхасу (1879 - 1880) на Тибетском нагорье путешественники были начеку постоянно, отбиваясь от набегов северотибетского кочевого племени еграев.
С конца XVIII века власти Тибета ревниво оберегали границы своей буддийской страны-отшельницы от иноземцев, полагая, что они могут причинить вред как буддийскому учению, так и основанному на нём самобытному тибетскому государству. На этом основании Тибетское правительство не пустило Николая Михайловича в резиденцию Далай-ламы с резолюцией: «…просим воротиться, как издревле кто бы не пришел из не имеющих право приходить». 
Сам же Николай Михайлович проявлял в выборе маршрутов экспедиции, в вопросе посещения Лхасы максимальную тактичность, действуя только официально (справляя паспорта, дожидаясь разрешений местных правителей и т. п.). Как известно, в то время даже буддисты - калмыки и буряты - с большим трудом с караванами из Монголии могли попасть в Лхасу. В движении России на Восток со всей полнотой раскрывалось одно из давно подмеченных качеств русского народа - необыкновенная способность уживаться с людьми. Может быть поэтому, когда прежней России уже не существовало, Далай-лама XIII в 1921 году был готов принять у себя русских беженцев, и не просто принять, а оставить у себя на службе.
Судьба не была до конца благосклонной к Н. М. Пржевальскому. Во время пятой экспедиции в Центральную Азию в октябре 1888 года он погиб. На его смерть А. П. Чехов написал: «…Есть, есть ещё люди подвига, веры и ясно осознанной цели». 
В Англии смерть Николая Михайловича вызвала бурю эмоций. На Уолт-стрит по этому поводу даже устроили банкет. А через несколько лет в Лхасу во главе экспедиционного отряда пришел английский офицер, не забыв для уверенности взять с собой несколько артиллерийских орудий.
На этом фоне вполне отвечающими духу современного информационного противоборства выглядят статьи нашего современника господина Дэвида Схиммельпеннинка ван дер Ойе (Йельский университет, США) об имперском сознании русских, утверждающего, что даже самое беглое чтение книг Н. М. Пржевальского обнаруживает его как откровенного «ястреба», неуважительно относящегося к Китаю и его народу.
Этот недружественный пассаж заставляет меня коснуться менталитета рода Пржевальских. Описать его - задача чрезвычайной сложности. Исследование судеб и результатов профессиональной деятельности представителей фамилии позволяет познать наиболее общие представления о мире целого ряда поколений Пржевальских, а также позиционирование представителями рода Пржевальских себя в мире. Ведь «каждая человеческая личность... не прекращает своего существования вместе с прекращением индивидуальной жизни, а продолжает его в полной мере во всех тех существах, которые с ней хотя бы косвенно соприкасались во время ее жизни и таким образом живет в них и в потомстве как бы разлито, но зато живет вечно, пока существует вообще жизнь на Земле...». Так утверждал В.М. Бехтерев, перебрав различные определения личности, даваемые психологами его времени.
Бехтерев утверждал, что не только и не столько память, характер, ум, эмоции способности и другие грани создают в соединении личность. Главное - направленность, вокруг которой собираются в неповторимый ансамбль все остальные особенности человека. Эстафету в решении Восточного вопроса подхватил двоюродный брат Николая Михайловича - Михаил Алексеевич Пржевальский.
В 1892 году обер-офицер для особых поручений при командующем войсками Кавказского военного округа капитан М.А. Пржевальский был переименован в надворные советники с назначением на должность секретаря Российского императорского генерального консульства в городе Эрзеруме. Находясь на дипломатической службе до 1901 года, получил три ордена. После чего - снова служба в армии на должности начальника штаба пехотной дивизии.
Как писал в 1916 году о Михаиле Алексеевиче протопресвитер Русской армии и флота Георгий Иванович Шавельский: «Пржевальский представлял далеко не часто встречавшийся у нас тип военачальника, у которого счастливо соединялись доброе и благородное сердце человека, храбрость солдата и большой талант полководца. Любовь войск к нему была огромная, на которую он отвечал такою же любовью, заботливостью и распорядительностью».
3 февраля 1916 года М.А. Пржевальскому как командиру 2-го Туркестанского армейского корпуса принадлежит честь взятия Эрзерумской крепости. Действуя совместно с 1-м Кавказским корпусом генерала от кавалерии Петра Калитина, он добился успеха, который сравнивали с измаильским штурмом Суворова. Перед русской армией с овладением Эрзерумом приоткрылись ворота в центральную область Турции. Спустя всего месяц было заключено англо-франко-русское соглашение о целях войны Антанты в Малой Азии. России обещали Константинополь, зону черноморских проливов и северную часть турецкой Армении. 
А дальше случилось то, что предсказал в 90-х годах XIX века Константин Николаевич Леонтьев - выдающийся русский философ, публицист, писатель, религиозный деятель: «…завладение проливами (в какой бы то ни было форме), тотчас же повлечет за собой у нас такого рода умственные изменения, которые скоро покажут, куда мы идем - к начатию ли новой эры созидания на несколько веков или к либеральному всеразрушению?»
Если судить по запросам в Интернете, и Николай Михайлович и Михаил Алексеевич востребованы нашими современниками. Николай Михайлович вошел в проект «Имя России». Георгиевский кавалер Пржевальский Михаил Алексеевич украшает своим именем Георгиевский зал Московского Кремля. Все чаще упоминается он и в военной, и в исторической периодике. Это может означать только одно: они по-прежнему с нами.

diplomatica.ru